Вот теперь, мне по-настоящему хорошо, я испытываю неописуемое наслаждение, ведь я смог освободить еще одну пленницу, открыв дверь для ее души. Но я буду по ней тосковать, ведь она покинула меня, и я больше не увижу ее. Чтобы она напоминала о себе и могла вспоминать меня и держать со мной контакт, оставаясь там — на небесах, я дам ей этот чистый лист бумаги, положу его под гольф. Она сможет писать мне письма. Я не люблю электронные письма, их могут прочитать, лучше написать авторучкой, это надежнее. Взамен, о памяти к ней — то, что будет напоминать мне о ней, ведь я любил ее, я возьму лишь часть этих дивных белых локонов, что украшают ее прелестную голову, ведь она так прекрасна, когда улыбается во все свое горло…
В кухне находились почти все члены экипажа, не хватало Хейли, Крофтона и Альбертона. Все были мрачные, лица были темнее тучи, каждый находился в глубоких раздумьях и душевных переживаниях. Неожиданно раскрылась дверь и в проходе появился сияющий Альбертон. Он порывистым шагом вошел и обратился ко всем:
— Мне удалось расшифровать часть сообщения, посланного компьютером в эфир.
— Что может быть хуже, — печально, и подавлено сказал Дадсон, — чем новое сообщение этого дурацкого компьютера.
— Ну, ну, не стоит так нервничать, — сказал Альбертон. — Уверяю вас, это сообщение выведет всех нас в хорошее приподнятое настроение, даже глубоких пессимистов.
— И что же это за сообщение такое, — нервно с напряжением в голосе рявкнул Крофтон, готовя очередную кулинарную стряпню.
— В этом сообщении говорится о каком-то эксперименте, — сказал, не скрывая возбуждения новым событием, Альбертон. — Там есть добровольное соглашение каждого из вас.
— Я ничего не понимаю, — сказала Ости. — Что вы имеете в виду?
— Это полная ерунда, — заявил Эвенз, — я ничего не подписывал, и я не позволю, кому-нибудь, тем более какой-то железке, даже если это золотое и гениальное творение рук человеческих, управлять мной.
— Вы неправы, — сказал Фейн, — давайте…
— Идите к черту! — закричал Эвенз. — Это ваше желание идти на поводу.
— Не будьте так упрямы, — сказал Блэк, обращаясь к Эвензу.
— Вы глупы, и вами легко управлять, — сказал Эвенз. — Только слабоумный человек поверит во весь этот бред.
Если бы вовремя не вмешался Голдман, то не ясно чем бы кончился весь этот яростный спор.
— Друзья, — обратился Голдман ко всем, — безусловно, все мы последние дни находимся на взводе, на грани нервного срыва. Если бы мы находились на Земле, то такого бы не произошло, но мы в открытом пространстве, в межзвездных…
— Именно на Земле мы совершали, по данным вашего любимого компьютера все эти злодеяния. И потому находимся здесь, в капсуле смерти, на пути к уничтожению, — сказал Эвенз. — Вы как хотите, но я не стану больше слушать весь этот бред, — сказав эти слова, он грубо оттолкнул плечом Блэка и вышел.
— У всех из нас нервы ни к черту, — сказал Голдман, — но давайте хотя бы прислушаемся к логике разума. Нельзя же игнорировать все события, которые мы встречаем. Незнания могут привести нас в темноту, в пустоту. Мы должны быть в этот нелегкий час все вместе, и если это эксперимент, и тем более мы в нем участвуем, то может быть, это приведет нас к другому пути, нежели смерть и безысходность.
— Я с вами полностью согласен, — сказал Фейн. — Мы должны быть вместе, иначе обезумим в одиночестве, тем более что в наших комнатах даже музыку нормальную не отыщешь.
— У меня-то же самое, — поддержал его Дадсон, — странно это. Музыка должна успокаивать нервы, а не разжигать в них огонь. Я такой жанр в музыке никогда не слышал. Даже если учесть мою потерю памяти.
— Это рок, — сказал Блэк, — он запрещен. Я это помню.
— Славно, что хоть это мы помним, — сказала уныло Ости, свесив голову.
— Давайте вернемся к сообщению, — предложил Голдман. — И так, вы Альбертон, утверждаете, что вам поддалась расшифровка нового сообщения из компьютера?
— Это верно, — сказал Альбертон, довольный, что наконец-то его слушают. — В сообщении упоминалось о нашем согласии участвовать в каком-то эксперименте.
— Так может быть, — сказала, не сдерживая удивление, Ости, — мы не преступники.
— Верно, — согласился Голдман. — Мы все участники какого-то эксперимента. Это многое объясняет. Например, человеческое поведение в стрессовых ситуациях.
— Вы намекаете, что это психологический эксперимент? — спросил Фейн.
— Да, — сказал Голдман. — Есть еще один довод в пользу этого предположения.
— Какой? — спросил Фейн и Ости в один голос. На их лицах появилась надежда.
— Убийцы, какими нас тут нарисовали, — сказал Голдман, — в наше время, если и бывают, то редко… Откуда взялись девять преступников? Согласитесь, это много, даже для планеты Земля. Неужели нас поймали всех в одно и то же время? Это выглядит нереально. Понимаете о чем я?
— Вы хотите сказать, что невозможно присутствие на тюремном корабле такого количества преступников? — сказал Альбертон.
— Именно, — сказал Голдман. — Это скорее похоже на эксперимент. Это и объясняет потерю памяти. Эксперимент должен быть чистым, вот почему наше сознание ничем не обременено. Оно чисто и свободно, словно белый лист бумаги.
После этих слов у многих появилось облегчение на душе, и они вновь вернулись к нормальной и счастливой жизни, какой с самого своего рождения привыкли.
В комнате остались: Альбертон, Голдман, и Фейн.
— Очень много эмоций и переживаний, — начал Альбертон, — мало логики.