— Вы хотите сказать, — произнес Альбертон, — что Хейли была сначала задушена, а потом ее убийца сделал этот чудовищный разрез в виде улыбки на ее шее.
— Скорей всего, — согласился Фейн. — Но откуда здесь взялась бумага? Зачем Хейли держала лист бумаги у себя за кофтой?
— Может это оставил убийца? — предположил Альбертон.
— Все мы слышали и видели записи, что пришли по почте, — сказал Гольдман.
— Вы хотите сказать, что те папки с делами вовсе не эксперимент? — спросил с ужасом Фейн.
— Я вспомнил, — начал Гольдман, — о так называемом «автографе», который оставляют маньяки или серийники на телах своих жертв.
— Вы хотите сказать, что этот лист и есть «автограф» убийцы? — спросил Альбертон.
— Может быть, это лишь мое предположение.
— Но что же, по-вашему, этим убийца хотел сказать? — спросил Альбертон.
— Не знаю, — ответил Голдман, внимательно осматривая тело. — Нам придется перенести тело в отдельную комнату ее нельзя здесь оставлять.
— Согласен, — сказал Альбертон.
Тело было перемещено в отдельное помещение. Его положили на стол, и Голдман приступил к исследованию деталей убийства.
— И все-таки, — начал Фейн, — что может означать этот, как вы говорите, «автограф»?
— Вы правы, Фейн, — сказал Альбертон, — ответив на этот вопрос, мы узнаем о том, что двигало убийцей, его переживания, заглянем внутрь его черной души. Что вы думаете об этом? — спросил он Гольдмана.
— Не знаю, я занят фактами, а делать предположения, гадания, это не моя стихия. Я присоединюсь к вашим размышлениям позже, — Гольдман отвернулся и начал осматривать каждую часть тела и вещи покойной.
— Чистый белый лист бумаги, — задумчиво произнес Фейн. — Может это говорит о ее чистой душе?
— Лист испачкан кровью, — сказал Альбертон, оглядывая его. — Уже давно никто не пишет и не использует бумагу. На смену пришла электроника. Все записи ведутся в компьютере.
— Стоп, вы правы, — сказал Фейн, — ведь у убийцы могло не оказаться под рукой электронной книги, к тому же все они содержат хоть какую-то информацию.
— Например, программы, — добавил Альбертон.
— Верно, и потому она не чиста, а этот лист без единой записи.
— И, какие вы делаете выводы? — спросил Альбертон.
— Убийца хотел, чтобы она, точнее ее душа написала письмо, — сказал Фейн, — этот длинный разрез, вероятно, означал для убийцы — освобождение души этой несчастной. Он освободил ее душу из тела, сделал, тем самым, ее свободной. А чтобы она помнила о том, кто это сделал, и была благодарна ему за это, он подарил ей лист бумаги.
— Это извращенное сознание, — сказал Альбертон.
— Не знаю, но он находится среди нас, — ответил Фейн.
— Это мог совершить каждый, — сказал Голдман, он развернулся к Фейну и Альбертону, — да, мог совершить каждый, даже мы с вами. Вы забыли о тех ужасных делах, что прибыли по почте. Там ведь есть и наши имена.
— У меня появилась идея, — сказал Фейн. — Если это совершил один из нас, то аналогичные преступления должны быть записаны в этих папках, ведь маньяки, как их называют, совершают одинаковые…
— «Модес операнди», — добавил Голдман, — это называется «модус операнди», так было написано в делах. Способ совершения убийства и выбор жертвы.
— Что жертвы? — спросил Альбертон.
— Они выбираются серийником из многих людей по особым характеристикам.
— Стало быть, нам надо почитать дела каждого еще раз, и мы определим убийцу, — сказал Фейн.
— Согласен, — сказал Альбертон.
— Есть еще одна улика, — сказал Голдман, он подошел к телу, лежащему на столе, и указал на область головы. — Убийца не только оставил автограф — лист бумаги, но и кое-что унес с собой.
— Что? — спросил Фейн.
— Вот видите, здесь, — сказал Голдман, указывая на белоснежные волосы.
— Убийца срезал прядь белых волос.
— Но зачем они ему? — удивился Фейн.
— Наверное, если размышлять мыслями извращенного убийцы, он хотел оставить их себе на память, — сказал Альбертон.
— Вы хотите сказать, что убийца испытывал какие-то нежные чувства к жертве? — спросил Фейн.
— Нет, не думаю, — ответил Альбертон, — вряд ли мы все были знакомы раньше. Но ведь не из-за любви же, он убил ее?
— Что вы этим хотите сказать? — спросил Фейн.
— Альбертон хочет сказать, — начал Голдман отвечать за Альбертона, — что серийники совершают ряд тяжелых убийств потому, что испытывают при совершении тяжкого деяния наслаждение. И этот комок белых волос, отрезанных убийцей с головы тела жертвы, придают больному сознанию убийцы «приятные» воспоминания.
— Но это же чудовищно, — не удержался Фейн.
— Да, это чудовищно, но такое мог совершить только человек с душой чудовища, — заявил Голдман.
Детальное исследование дел каждого члена экипажа, ничего не дало. Горячий спор, предположения, взаимные обвинения, подозрение каждого и ничего более. Было решено проверить комнаты и вещи всех, в надежде обнаружить единственную улику — прядь отрезанных убийцей белых волос.
Фейн, Альбертон и Голдман уже осмотрели собственные комнаты, но ничего подозрительного не обнаружили, никаких улик указывающих на совершение преступления они не нашли.
— Что вам не дает покоя? — поинтересовался Фейн у Альбертона.
— Я пока не могу ответить, это что-то летает рядом. Я пытаюсь уловить его, но оно ускользает от меня.
— Мы уже просмотрели пять комнат, следующая на очереди, комната Ости, — сказал Голдман.